ила-была Коза с козлятами. Уходила Коза в лес есть траву шелковую; пить воду студеную. Как только уйдет — козлятки запрут избушку и сами никуда не выходят.
    Воротится Коза, постучится в дверь и запоет:


    Козлятки отопрут дверь и впустят мать. Она их покормит, напоит и опять уйдет в лес, а козлята запрутся, крепко-накрепко.
    Волк подслушал, как поет Коза. Вот раз Коза ушла, Волк побежал к избушке и закричал толстым голосом:


    Козлята ему отвечают:
    — Слышим, слышим, да не матушкин это голосок! Наша матушка поет тонюсеньким голосом и не так причитывает.
    Волку делать нечего. Пошел он в кузницу и велел себе горло перековать, чтоб петь тонюсеньким голосом. Кузнец ему горло перековал. Волк опять побежал к избушке и спрятался за куст.
    Вот приходит Коза и стучится:


    Козлята впустили мать и давай рассказывать, как приходил Волк, хотел их съесть.
    Коза накормила, напоила козлят и строго-настрого заказала:
    — Кто придет к избушке, станет проситься толстым голосом да не переберет всего, что и вам причитываю, дверь не отворяйте, никого не впускайте.
    Только ушла Коза — Волк опять шасть к избушке, постучался и начал причитывать тонюсеньким голосом:


    Козлята отворили дверь, Волк кинулся в избу и всех козлят съел. Только один козленочек схоронился в печке.
    Приходит Коза. Сколько ни звала, ни причитывала — никто ей не отвечает. Видит — дверь отворена. Вбежала в избушку — там нет никого. Заглянула в печь и нашла одного козленочка.
    Как узнала Коза о своей беде, как, села она на лавку — начала горевать, горько плакать:


    Услыхал это Волк, входит в избушку и говорит Козе:— Что ты на меня грешишь, кума? Не я твоих козлят съел. Полно горевать, пойдем лучше в лес, погуляем.
    Пошли они в лес, а в лесу была яма, а в яме костер горел.
    Коза и говорит Волку:
    — Давай, Волк, попробуем, кто перепрыгнет через яму?
    Стали они прыгать. Коза перепрыгнула, а Волк прыгнул, да и ввалился в горячую яму.
    Брюхо у него от огня лопнуло, козлята оттуда выскочили, все живые, да — прыг к матери! И стали они жить-поживать по-прежнему.